Оно живое

Френк сидел в приёмной, сжимая в ладони ярлык из роддома, и ждал момента, когда увидит свою новорождённую. Он представлял белый халат врача, улыбающегося, несущего младенца. Вместо этого дверь палаты распахнулась, и наружу вывалился человек в испачканном кровью медицинском халате; он рухнул на порог, бездыханный и бледный. Сердце Френка отпрыгнуло, по нему пробежал холод. Он бросился следом, за ним ворвались ещё несколько врачей. Врачебные шаги, крик "отойдите", звон инструментов — всё слилось в шум, который быстро сменился неподвижностью открытого коридора. В палате же предстало невообразимое: помещение было усыпано телами эскулапов, как будто тишина вдруг наполнилась тяжестью смерти. На медицинских столах, у стен, на полу — люди, которые только что творили жизнь, лежали без признаков движения, окровавленные халаты и разбросанные перчатки. Среди этой картины ужаса стояла она — его жена. Она кричала, глаза её были расширены, губы дрожали: "Ребёнок исчез!", — её голос рвался, лабиринт страха и безысходности. Никто не мог сразу сосчитать погибших, никто не мог объяснить, куда делся младенец. Френк слышал только её панический голос и собственное учащённое дыхание; мир сузился до стоящих перед ним тел и пустого пространства, в котором, казалось, унесли самое дорогое. По помещению растянулся резкий запах железа, смешанный с антисептиком; холодный свет ламп бросал жёсткие тени, а мониторы изредка мигали беззвучной стригой. Кто‑то механически проверял пульсы и дыхание, руки дрожали, лица были бледны. Жена схватилась за простыню, судорожно всхлипывала и требовала ребёнка, словно та же боль рожала в ней новую панику. В этой мёртвой тишине время растянулось, и каждый вздох казался шагом к ответу, которого не было.